Молодая команда под управлением Евгения Кучеревского играла ярко, била Динамо и Шахтер, гремела в Европе, но ее единственным осязаемым достижением стала бронза в 2004-м. Уникальность тех днепрян была в том, что каждый из них на поле был личностью, а все вместе они были настоящей командой.

Одной из важнейших составляющих мозгового центра Днепра Кучеревского был Руслан Ротань. За несколько лет из незаурядного таланта он вырос в зрелого мастера, без которого невозможно было представить днепропетровскую команду. Но реальность заставила это сделать: Ротань перешел в Динамо.

Несмотря на яркое начало бело-голубого этапа карьеры, в Киеве у него не сложилось, и прошлой зимой Руслан вернулся в родной клуб. И снова стал твердым игроком основного состава. Вот только теперь критические стрелы болельщиков направляются в него непривычно часто. Объяснить это можно неудачными результатами всего Днепра, и дело здесь не в самом Ротане. Руслан остался прежним: открытым, думающим, самокритичным и, главное, голодным до побед. Которых он снова хочет добиться с днепропетровской командой.


Нужно требовать от себя больше

- Как оцениваете для себя прошедший футбольный год? Не жалеете о возвращении в Днепр?

- Ни в коем случае! Рано или поздно я хотел сюда вернуться – и планируемое осуществилось. Конечно, положительных результатов нам сейчас не хватает. Но надеюсь, все будет нормально как с игрой, так и с результатами.

- Вы сами для себя причины неудач Днепра определили?

- Сложно о чем-то говорить и анализировать, пока не закончился чемпионат. Разумеется, прежде всего, каждый из нас должен разобраться в себе и требовать от себя большего. А какие еще причины? Наверное, их много, но четкое их понимание придет несколько позже, когда остынешь после игр и трезвым взглядом посмотришь назад.

- Для Днепра год начался и закончился матчами с Динамо, и многие болельщики, сохраняя оптимизм, говорят: мол, с Динамо неудачи начались, с Динамо и закончатся...-

- Дай Бог, конечно. Чем быстрее мы вылезем из этой ямы, тем лучше. Хотя вряд ли правильно называть нашу ситуацию ямой. Скорее, болезнь какая-то. Все мы хотим от всего этого избавиться, показывать хорошую игру и результат. Пожалуй, в последних матчах, за исключением поединка с Таврией, уже появились позитивные предпосылки: была игра, моменты. Думаю, длинная пауза, наступившая в чемпионате, пойдет нам на пользу.

- Если вернуться в начало года, у вас наверняка были мысли только о чемпионстве?

- Конечно, были большие амбиции, но их все разрушил первый матч. Мы сникли. Быть может, появились мысли о неготовности бороться с Динамо и Шахтером. Психологически крупное поражение от Динамо сыграло большую роль. Но это упрек только в нашу сторону: мы не должны были падать духом. Проигрыш в одной игре – это ведь не поражение во всей битве. А так, неудача пошла за неудачей – и мы оказались там, где сейчас находимся.

- Лично вы помните свои мысли, ощущения до и после весеннего матча с Динамо?

- Очень хотелось выиграть. В случае победы мы бы прилично от них отрывались в таблице. Ну а после игры...- Еще был оптимизм, все-таки это была только одна игра. Но положительный настрой не был затем подкреплен результатами.


Не хватало общения с Протасовым

- Когда вы начали работать с Олегом Протасовым, почувствовали его отличие от других отечественных тренеров?

- Да, у него свои взгляды на футбол, своя игра. Мне очень понравилось с ним работать. Возможно, нам иногда не хватало с ним общения, но он очень интересный тренер. Из-под палки на тренировках не гоняет, просит только выкладываться в играх.

В то же время импонирует мне и видение игры Бессоновым. Он, в отличие от Протасова, делает большой упор на физику. Получается, два разных стиля: при Протасове мы играли в комбинационный футбол, много держали мяч, а сейчас от нас требуется скорость, быстрое завершение атак и хорошая физическая готовность.

- Говоря о нехватке общения с Протасовым, имеете в виду индивидуальные беседы?

- Да. Например, я так до конца и не понял, какие от меня требуются действия. Конечно, я не снимаю с себя ответственность, но хотелось бы четко понимать, что тренер хочет от меня видеть. А в целом, ни в тренировочном процессе, ни в общих отношениях у меня проблем никаких не было.

- Говорят, что ошибка Протасова заключалась в излишней мягкости: мол, с нашими людьми без палки нельзя.

- Не сказал бы, что так уж и нельзя без палки. Просто до кого-то какие-то вещи доходят, а до кого-то – нет. Что касается Протасова, то он полжизни прожил в Европе, и отличия его менталитета чувствуются. Вот и все.

- То есть мы приходим к понятию профессионализм: каждый сам для себя определяет и меру отдыха, и прикладываемые усилия, которые позволяют ему быть в нужный момент на высшем уровне.

- Да, так и есть.


Кучеревский был большим психологом

- А как обстояло дело с индивидуальной работой у Кучеревского?

- Мефодьич вообще был нам как второй папа. Знал, когда по головке погладить и когда палкой погонять. Был очень большим психологом. Плюс, думаю, мы сразу все поняли, что он хочет от каждого футболиста – благодаря этому были и результаты, и игра.

- Кучеревский хорошо готовил команду психологически, а его помощник Тищенко – физически и тактически?

- Да. Команда была в очень хорошем состоянии. Лично я при тренировках Тищенко чувствовал себя очень хорошо готовым физически.

- Правда, что некоторые предматчевые установки Кучеревского ограничивались оглашением стартового состава?

- Еще рассмешить мог (улыбается). Да, действительно. И таких случаев было много, даже перед ответственными играми. Все сидят на нервах, Мефодьич заходил, шутил – и поехали. Он нас так раскрепощал, что мы выходили и играли в удовольствие. Как, например, это было перед ответным матчем с Гамбургом, когда он зашел в раздевалку и сказал: Чего переживаете? Сейчас загоним этих немцев за Бранденбургские ворота!

- И тогда, при Кучеревском, и в этом году, при Протасове, Днепру до значимых достижений не хватило самой малости. В чем разница между этими малостями?

- Здесь, как говорится, две большие разницы. У Евгения Мефодиевича было время: он создал команду, которая показывала хорошую игру и давала хороший результат, за два года. Он определился с составом и целенаправленно его наигрывал. В первый год была еще небольшая притирка, а на второй-третий год пришел результат. Думаю, каждому тренеру нужно минимум два года, чтобы показать свои сильные стороны.

- Тогда Днепру не хватало длины скамейки плюс...-

- ...- Плюс еще судейство было к нам нелояльным. Помните, сколько матчей подряд мы не били пенальти? Это уже о чем-то говорить. Конечно, нельзя все неудачи сваливать на судей, но тем не менее.

- Остановились вы и в шаге от Кубка Украины.

- Да, это один из самых памятных матчей для меня. Мы очень хотели доказать, что являемся одной из лучших команд страны. В принципе, мы это доказывали, но хотелось, как говорил Мефодьич, выиграть какую-нибудь посудину.

- В этот раз команда располагала практически двумя составами, судейство нареканий не вызывало. Чего же не хватило?

- Сложно сказать. Сам нахожусь в растерянности и не могу определить. Действительно, такой подбор футболистов...- Тяжело ответить на этот вопрос.

- Почему у Кучеревского в итоге разладились отношения с игроками?

- Я бы не сказал, что разладились. По крайней мере, когда я уходил. Признаться, сейчас жалею, что не послушал Мефодьича, который просил остаться еще на полгода. Наверное, это было бы правильно. Был молодой, самолюбивый, и после успешной игры в Кубке УЕФА хотелось попробовать на вкус Лигу чемпионов. Но, наверное, для этого турнира я еще не был готов.

- Тем не менее, первые полгода сразу после перехода в Динамо удались вам на славу.

- Да, но мы же остались без Лиги чемпионов.

- До сих пор помните разочарование от проигрыша Туну?

- Конечно, это было очень неприятно. В принципе, о том матче мне напомнила наша игра с Беллинцоной. Произошло то же самое! Дома не реализовали кучу моментов, а на выезде проиграли. Какой-то кошмар. Я сидел на скамейке, когда в Швейцарии счет стал 2:1 – и как обухом по голове мысль: Это же второй Тун! К сожалению, так и произошло.


До Динамо не знал, что такое группировки

- И все же, что произошло с вами в Динамо после первого зимнего межсезонья?

- Тяжело сказать. Тогда, в принципе, в команде не все было ладно. Началось деление на группировки, дружбы не было – а это сказывалось и на игре, и на попадании в состав. Да, первые полгода я играл много, но за остальные два года хорошо, если 15-20 матчей набралось. Да и то в большинстве из них выходил на замену. Понятно, что есть и моя вина в этом, но причина не только во мне.

- Наверное, для вас после дружной команды в Днепре такие отношения внутри коллектива были особенной неожиданностью?

- Конечно. В Динамо находилось много легионеров, и общались мы мало. После Днепра, где команда была одним целым, группировки были для меня в диковинку.

- К тому же ни к одной из группировок примкнуть не удалось?

- Честно говоря, я и не пытался. Хотел общаться со всеми, потому что тогда еще не понимал, что такое группировки. Получилось, что остался сам по себе.

- Друзей в Динамо так и не нажили?

- Почему же? Со многими ребятами, с тем же Тарасом Михаликом, до сих пор хорошо общаемся, со многими другими сборниками. Но чтобы постоянно созванивались, такого нет.

- С Михаликом вас, наверное, сблизило схожее положение отвергнутых новичков?

- Может быть и так.


Надо чаще собираться

- Раз уж речь зашла об отношениях внутри команды, давайте еще раз вспомним Днепр времен Кучеревского. У вас подобралась тогда компания молодых ребят, со схожими интересами. Много времени проводили вместе за полем?

- Да, очень много. Пусть не после каждой тренировки, но раз-два в неделю мы собирались семьями, ужинали, общались. Причем это были не 3-4 семьи, а около 15-ти. Это шло нам только на пользу – мы были единым целым, думали об одном и том же.

- Говорили не только о футболе?

- Конечно, нам было о чем поговорить, кроме футбола. У нас было много тем, общих интересов.

- Отношения выясняли?

- Дискутировали, обсуждали матчи, те или иные ситуации, но никто никого не упрекал. Наоборот, помогали друг другу, подбадривали.

- Тренеры не участвовали в ваших посиделках?

- (улыбается) Нет. Разве что только на свадьбах.

- Нынешнему Днепру не хватает таких отношений?

- Может быть, и не хватает, но в то же время никуда не уйти от появления легионеров. Общение само собой прерывается из-за языкового барьера, и получается, что у иностранцев свой круг общения, а у русскоговорящих – свой. Конечно, нежелательно, чтобы так было, но это, наверное, неизбежно.

- Может, еще одна причина в том, что и у вас уже есть свои семьи, появились другие ценности, приоритеты?

- Пожалуй. Ведь у многих появились дети, и долго уже не посидишь. Но все-таки мы пытаемся находить время и собираться вместе.

- Если не секрет, последний раз когда собирались?

- Около недели назад (беседа с Русланом состоялась в 20-х числах ноября – прим. В.Т.). Были четыре семьи – посидели, пообщались.

- Следующий матч после этого выиграли?

- Да (смеется). Вывод – надо чаще собираться. Я готов.

- Многие ветераны вспоминают, что такое общение вне поля, путь даже и не без спиртного, очень помогало.

- Выпивка – это такое дело, от человека зависит. Главное, есть о чем поговорить. Не всегда же на футбольные темы общаться. Иногда даже полезно отвлечься.


Очень тяжело вспоминать Мефодьича

- Если не ошибаюсь, ваша позиция на поле изменилась с приходом в Днепр Александра Рыкуна. Не обижались на Кучеревского за то, что перевел вас из центра на фланг?

- Может, какое-то внутреннее недовольство и было, но выказывать его я никогда даже не думал. Я с первого же матча, когда Мефодьич поставил меня на левый фланг, понял, что нужно перестраиваться. И потом, когда стало получаться, обо всем забыл.

- Кучеревский с вами беседовал, объяснял необходимость играть на другой позиции?

- Нет, перед матчем на установке он все объяснил. Уже не помню, с кем играли, но получилось у нас очень хорошо. А на фланге мне даже понравилось: можно было брать игру на себя, повозиться с мячом. В центре же этого никто не позволял – защитники сразу прихватывали.

- Как узнали о гибели Кучеревского?

- Это был очень тяжелый момент. Как сейчас помню, в Динамо шла тренировка перед матчем с Металлистом, и ко мне подошел администратор команды Кашпур: Мефодьич погиб. Я просто остолбенел. Это был шок. В душе появилась какая-то пустота, ведь он был Человеком с большой буквы, дал мне, можно сказать, дорогу в жизнь.

- На турнире памяти Кучеревского этой осенью вы были признаны лучшим полузащитником. Кажется, семья Евгения Мефодиевича вручала вам приз с особой любовью.

- Да (вздыхает). Мы немного пообщались. Это очень тяжело, и видно, как Тамара Васильевна (супруга Кучеревского – прим. В.Т.) переживает. Они очень тепло относились к нам. До сих пор, пересматривая с женой запись нашей свадьбы, останавливаемся на моментах, когда Евгений Мефодиевич и Тамара Васильевна нас поздравляют. Очень тяжело все это вспоминать, когда нет такого человека.

- Кто из тренеров оказал на вас наибольшее влияние?

- Наверное, Кучеревский. Он, можно сказать, наставил меня на правильный путь. Вот только уходом в Динамо я этот путь немного изменил. Как уже говорил, нужно было послушаться Мефодьича.


Восхищался Андреем Полуниным

- Правда, что альтернативой Динамо тогда у вас были некий французский клуб и российский Сатурн?

- Были, но свою роль сыграла перспектива выступать в Лиге чемпионов. Я не видел ничего – только звезды Лиги чемпионов. Да что вспоминать – вчера смотрел футбол, атмосфера на матчах сумасшедшая, у игроков глаза горят.

- В любом случае, опыт игры в Динамо многого стоит.

- Не могу сказать, что жалею о переходе. Просто недоволен тем, что не показал своих лучших качеств, что мало сыграл за два с половиной года в Киеве. От этого остался осадок. А так, я очень доволен, что был в команде, куда попадает не каждый.

- Как полагаете, что больше помогло Динамо преодолеть кризис: приглашение Семина или то, что правильно определили, кого нужно убрать из команды?

- Пришел тренер, и команда почти в том же составе начала показывать сумасшедший результат. А кого убрали? Ветеранов и бразильцев – 4-5 человек. Но все-таки я думаю, что в метаморфозе Динамо однозначная заслуга тренера.

- За Динамо болели с детства?

- А кто тогда не болел за Динамо? Все болели, и я не исключение. Конечно, я больше мяч во дворе гонял, чем телевизор смотрел, но об успехах киевлян знали все.

- Не было сожаления, что попали в днепропетровский интернат, а не в динамовскую школу?

- Нет, конечно. Нас тогда, кстати, возили на каждый домашний матч Днепра, и я сразу начал болеть за эту команду. Мне очень нравилась игра Днепра, который тогда тренировал Штанге. Особенно восхищался Андреем Полуниным. Именно тогда и появилась маленькая мечта – попасть в Днепр. Рад, что она сбылась.

- Помните, как в интернате ваш тренер Роман Шнейдерман особенно опекал вас, буквально уводя после матчей за руку и оберегая от возможного влияния скаутов других клубов?

- Роман Григорьевич дал мне очень многое, и я благодарен Судьбе, что свела меня с таким человеком. Вспоминаю, как другие команды – наши ровесники – бегали кроссы, а мы все время работали с мячом, отрабатывали технику. Сейчас понимаю, зачем это нужно было. Шнейдерман дал школу – это самое главное. Ну а то, что за руку уводил...- Я видел только мяч, хотел каждый день играть. А о том, что было за моей спиной, даже не задумывался.

- Сейчас поддерживаете отношения со Шнейдерманом?

- Конечно. Постоянно созваниваемся.

- А с вашим первым тренером Горностаевым?

- Давно уже не общались. Контактировали, когда он судил, а потом связь оборвалась.


Мама стала футболисткой

- У вас футбольная семья. Наверняка с отца пример брали?

- Естественно. Ходил на футбол, когда он играл за Ворсклу, затем подавал мячи. С этого, наверное, и начинается у всех мечта стать футболистом.

- По отзывам могу утверждать, что вашу семью очень уважают в Полтаве.

- Спасибо, это очень приятно.

- В детстве ощущали популярность отца?

- Очень гордился, когда спрашивали, футболист ли мой папа.

- Как же ваша мама живет в окружении стольких футболистов: муж, три сына?

- По-моему, она сама футболисткой стала (смеется). С удовольствием смотрит телетрансляции, ходит на стадион. Ярый болельщик, можно сказать.

- Критикует?

-А как же без этого?

- Как сейчас дела у ваших братьев?

- Алексей был в Коммунальнике, но эта команда, как известно, распалась. Петр сейчас в днепродзержинской Стали.


Заставили газеты замолчать

- Чемпионат мира часто вспоминаете?

- В первый год после турнира была эйфория. Атмосфера там, конечно, непередаваемая. Побывать там – значит очень много. Сейчас уже, конечно, вспоминаю Германию не так часто.

- Какие моменты больше всего отложились в памяти?

- Серия пенальти после матча со Швейцарией. Эмоции тогда были сумасшедшие. Потом еще показали, что творилось в Украине – мы такого даже представить себе не могли.

- Возможно, от тех эмоций вы не сумели отойти до четвертьфинала?

- Может быть, это сказалось. Менталитет наш сыграл свою роль: нацарював 100 рублів і втік. Попали в 1/4 финала, можно было и с итальянцами бороться.

- За счет чего удалось войти в восьмерку лучших команд мира?

- Прежде всего, благодаря огромной самоотдаче. Мы все выходили друг за друга, грызли землю в каждой игре. Сплотила, наверное, нас и неудача в матче с Испанией. Плюс сыграли и амбиции. Чего только не писали о нас газеты после стартового поражения. Но думаю, мы им позакрывали рты результатами.

- Долго не верили Блохину, который сказал, что наша сборная выиграет отборочную группу?

- Все шло постепенно. Сыграли вничью с Данией – неплохо на выезде. Потом обыграли Казахстан, и уже после Грузии, Греции и особенно Турции поняли, что мы – уже команда, и можем победить каждого. Приобрели психологию победителя. После выигрыша в Греции появилась уверенность в том, что попадем в Германию.

- А в начале отборочного цикла не подтрунивали между собой над Блохиным, анонсировавшим 1-е место?

- Такого не было, но лично я, когда узнал состав группы – чемпионы Европы греки, третьи в мире турки – сомневался. Наверное, каждый сомневался. Но когда пошел результат, становилось понятно, что мы можем туда попасть.

- Открытие чемпионата совпало еще и с важным событием в вашей личной жизни...-

- Да, у меня как раз в этот день родилась дочь. Конечно, тяжело было переживать этот момент на расстоянии – впервые увидел дочку, когда ей уже был месяц. Но родители, когда приехали в Германию, привезли видеокамеру с записью первых дней жизни Ангелины, и я каждый день ее пересматривал.

- Верно, что это имя придумали вы, находясь в Германии?

- Да. Когда дочка появилась свет, сказал жене: Ты свое дело сделала, а я буду придумывать имя.

- А сыну кто имя придумывал?

- Это уже было совместное решение. Предложили по несколько вариантов, и так получилось, что у обоих прозвучало имя Богдан. Так и назвали.

- Как партнеры по сборной поздравили с рождением дочери?

- Конечно, посиделок никаких не было – нам предстояла игра с Испанией. Но поздравили все: игроки, тренеры, руководство.

- После чемпионата мира вы были награждены орденом За мужество 3-й степени. Часто его носите?

- Если честно, не помню, где он лежит. Приятно, что государство нас отметило, но для спортсмена, думаю, лучшая награда – победа в каждой игре. И сам факт выхода в число лучших команд мира многого стоит.

- Тем не менее, какой приз или награда для вас самая ценная?

- Наверное, самая дорогая для меня – бронза с Днепром в 2004 году. И повторюсь, очень ценен выход в четвертьфинал чемпионата мира. Медали за такое не дают, но достижение это, считаю, большое.

- У вас с женой (супруга Руслана – чемпионка мира и Европы по карате – прим. В.Т.) есть домашний музей наград?

- В Киеве у нас все медали висели на стене. Собираемся все расставить, развесить и здесь, но пока призы лежат в коробке.

- Пока Мария опережает вас по количеству медалей?

- Да, пока я без шансов (смеется). Будем стараться догнать.